Парижские ночи Офелии [= Офелия учится плавать ] - Сюзан Кубелка

– Я ненавижу оргии.

– Почему?

– Потому что это не имеет ничего общего с любовью. Это для извращенцев или для мужчин, у которых проблемы с потенцией.

Он заказывает еще рюмку водки.

– Вы правы, – замечает он после первого глотка, – оргии – это что-то неаппетитное. Лучше всего с одной женщиной наедине. А теперь я сяду к вам поближе. Вы слишком далеки от меня, моя любовь.

Ривера встает и садится рядом со мной на коричневую бархатную банкетку.

Подают землянику, и он, с рюмкой водки в руке, смотрит, как я ем. Когда я заканчиваю, он обнимает меня и прижимает к себе.

– Какие у вас планы на вторую половину дня?

– Я еще не знаю.

– Могу я вам кое-что предложить?

– Нет, лучше не надо.

Он хочет положить руку мне на бедро, но я его не пускаю. Была бы я влюблена, я бы не возражала. И еще мне мешают все эти люди, то и дело посматривающие в нашу сторону, чтобы не пропустить подробностей того, как знаменитый дирижер Реджинальдо Ривера опять идет налево. Не часто ведь такое в жизни увидишь, тем более так близко.

Но больше других посетителей меня смущает мужчина, который только что вошел. Он садится на табуретку возле стойки бара, громко заказывает коньяк, и не какой-нибудь, а знаменитый коньяк «Фин Шампань 1830», которым славится «Риц» и маленькая рюмка которого стоит двести долларов. Он делает один глоток, с облегчением вздыхает и с таким отвращением смотрит на Риверу, будто он из полиции нравов.

Что-то тут не так. Этот мужчина в дорогом коричневом костюме стоял в холле, когда я вошла в отель, потом несколько раз проходил мимо открытой двери в бар – с опущенной головой, нервной походкой. Теперь он рискнул войти внутрь, но это еще не все. Моя интуиция подсказывает мне, что он чего-то хочет от нас. Вернее, не от меня, а от Риверы.

– Вы знаете мужчину у стойки? – тихо спрашиваю я. – В коричневом костюме?

Ривера бросает на него взгляд.

– Нет, никогда не видел. А что?

– Он не спускает с вас глаз. Может, он вас знает?

– Вполне может быть. Я знаменит, моя дорогая. Меня знают многие, кого я и в глаза не видывал. А теперь я должен вас поцеловать!

– Нет, пожалуйста, не надо. Здесь слишком много народу.

– Вы абсолютно правы.

Реджинальдо выпрямляется, поправляет свой галстук, приводит в порядок пиджак и подзывает официанта.

– Гарсон, последнюю рюмку водки и счет.

– Куда вы направляетесь? – спрашиваю я, продолжая играть в наивность.

– Вам это прекрасно известно.

– А если я не пойду с вами?

Ривера улыбается с торжествующим видом.

– Вы не бросите меня в беде, я знаю. Так не делают, если одеваются так, как вы. Ваше платье все выдает. Кстати, оно совершенно прелестно. Обворожительно. Если бы вы умели петь, я бы вас тут же ангажировал. А так я только могу попросить вас подняться наверх, в мой номер-люкс, и немного выпить. Можно?

Он сжимает мою руку.

Выпить? Насмешил. Я прекрасно понимаю, чего он хочет. Но мне это не так уж неприятно. Которую неделю я опять одна. С того рокового воскресенья меня не целовал ни один мужчина. Я хочу отдаться, утонуть в сильных руках, забыть все плохое. Секс всегда дарит яркие ощущения. А это именно то, что мне надо в моем теперешнем состоянии. Я хочу наконец избавиться от физиономий четырех подонков, преследующих меня во сне ночь за ночью. Ривера, правда, женат, а браки я принципиально не разрушаю. Но в этом случае я ничего не отнимаю у его жены. Он обманывает ее безостановочно. Я ничего не изменю.

– Маленькую рюмку, – говорю я кокетливо, – одну маленькую рюмку, не больше и не меньше. Вы обещаете?

– Ну, разумеется. – Он целует кончики моих пальцев. – Я испанец, а мы, испанцы, – джентльмены. Вы этого не знали, любовь моя?

Он оплачивает счет, сумма невероятно высокая. Небрежно вытаскивает из кармана брюк толстую пачку крупных купюр, отсчитывает, почти не глядя, несколько на стол, так же небрежно запихивает остальные обратно, сует одну купюру официанту в руку и ведет меня к лифту.

Когда мы проходим мимо стойки бара, странный мужчина в коричневом костюме протягивает руку, хочет что-то сказать, но в последний момент сдерживается и поворачивает голову.

– Он хочет автограф, – самоуверенно решает Ривера. – Мне постоянно надоедают, но тут уж ничего не поделаешь, это неизбежно, если ты стоишь в свете рампы.

В лифте мы одни, и хотя мы поднимаемся только на один этаж, он тут же идет ва-банк. Его рука на моей груди, не успела закрыться дверь, другая уже лезет под юбку, и когда я его прогоняю оттуда, он так плотно прижимает ко мне нижнюю часть своего тела, что его анатомия не может укрыться от меня. Насколько могу судить, он прекрасно сложен и его член вдвое больше, чем у Нури. Вот это да!

Обычно мне этого достаточно, чтобы настроиться должным образом. Я страстная женщина, люблю мужское тело, нахожу его прекрасным, и, когда там внизу что-то шевелится, мои жизненные силы просыпаются. Но на этот раз шевелится слишком рано, то есть слишком рано обращают мое внимание, а это не предвещает ничего хорошего!

Если мужчина до первого поцелуя сует мою руку себе между ног или без ложного стыда тычет своим любимым предметом мне в поясницу (или в живот, что то же самое), значит, у него проблемы с потенцией и он зациклен на своем пенисе.

Да-да, я знаю, о чем говорю. Из моих сорока трех любовников двое действовали так же, как Ривера, и обоих можно смело забыть. Стоит их органу встать (что не получалось с другими женщинами), они уже требуют обожания и подчинения. Сценарий мне знаком. Лучше всего тут же удирать!

Реджинальдо бормочет что-то непонятное по-французски (с ужасным акцентом) и прижимает меня к стене. С Нелли он то же самое делал? История становится все интереснее и интереснее. Любопытно, что будет дальше. Наконец лифт останавливается, двери автоматически открываются – и, клянусь, если бы я знала, что меня ждет, тут же повернула бы назад!

Знаменитый испанский маэстро занимает лучший люкс во всем отеле. Номер 101. Знатокам «Рица» это многое скажет! Ты сразу попадаешь в сказочный мир. Огромный салон – пиршество пурпура и золота, зеркал и мрамора. Весь блеск Франции отражен здесь. Потолки – четыре метра высотой и так же, как двери и стены, украшены золотыми орнаментами.

Одни шторы стоят целое состояние, на каждое окно ушло метров сто ткани: портьеры, шторы и собранная фестонами, водопадом струящаяся занавесь наверху. Бархат, шелк, парча – самые дорогие ткани!

Ковры все ручной работы. Картины в тяжелых золотых рамах – подлинные. Повсюду расставлен ценный антиквариат, и у меня такое ощущение, что я попала в замок. Замок для развлечений, если быть точнее, ибо кровать с балдахином в спальне (тона розовые, зеленые и слоновой кости) обещает незабываемые ночи, а серебряные вазы с конфетами и тропическими фруктами, стоящие рядом, подтверждают мое предположение, что не желание покоя осеняет это ложе, а безудержная жажда экстаза!